Предыдущая Следующая
Последний раз к жизни пролетариев он обратился в своем великом фильме "Рокко и его братья", который, несмотря на коммунистические идеи, на советский экран вышел в изувеченном виде. В этой истории сицилийского семейства, уехавшего от нищеты на север в надежде найти счастье в равнодушном промышленном Милане, Висконти открыл для планеты молодых Алена Делона и Анни Жирардо. Тема семьи с той поры станет постоянной для его картин. А когда его упрекали в пессимистическом видении дальнейшей судьбы героев, он отвечал диалектическим парадоксом: "Спор об оптимизме и пессимизме в искусстве лишен смысла. Чем более разум становится пессимистичным, углубляясь в правду жизни, тем более воля наполняется зарядом оптимизма и революции. Поэтому заострение и полемическое преувеличение конфликтов - не есть пессимизм. В заострении и состоит задача искусства". Он до конца придерживался коммунистических взглядов на предназначение кинематографа как инструмента преобразования мира: "Искусство - одна из форм сознания. Но не может быть подлинного сознания, которое не было бы средством преодоления действительности. И художественное сознание, чтобы быть действенным, должно быть критическим и способствовать преобразованию мира".
В дальнейшем Висконти целиком отдался декадансу, который понимал не как увядание, а как "определенный способ оценивать мир". Он его неутомимо живописал в аристократических фигурах "Леопарда" и "Невинного", в странном влечении стареющего композитора Ашенбаха, увидевшего идеал в красивом юноше и мучающемся недосягаемостью этого идеала (экранизация "Смерти в Венеции" Томаса Манна, где Ашенбах, правда, писатель), в истории полубезумного баварского принца Людвига (безразмерный и неровный "Людвиг"), в апокалиптических картинах гниения и распада Третьего рейха ("Гибель богов", похожая на трагический сколок с вагнеровских мистериальных опер). В этих картинах Висконти снова объединил две главные страсти своей жизни - к политике и к музыке. В одной только "Смерти в Венеции" - истории трагического разлада между эстетическим кредо художника и реальностью - равноправно с актерами действует и Венеция как символ прекрасного увядания, и музыка Малера, Бетховена, Мусоргского, вплетенная в звучания старинного, вечно тонущего города. Журналистка Лина Колетти спросила, почему он изменил теме униженных и угнетенных: "Мир идет прахом, а вы предлагаете нам истории одиночества!" "Ваша наивность меня умиляет", - ответил он. И стал говорить о продюсерах, которые никак не одержимы темой социальной несправедливости. Он назвал их дельцами, а иногда и грязными, трусливыми аферистами. Он в них видел главную причину уже тогда очевидного ухода великого итальянского кино.
Предыдущая Следующая
|
