Предыдущая Следующая
абсолютную неизбежность, ибо введен в само определение трагедии (то самое,
которое пародирует Эко): ''Трагедия есть подражание действию важному и
законченному, имеющему [определенный] объем, [производимое] речью,
услащенной по-разному в различных ее частях, [производимое] в действии, а не
в повествовании и совершающее посредством сострадания и страха очищение
(katharsis) подобных страстей''.
Итак, катарсис ? явление оргиастическое, то ли следствие, то ли
побочный эффект страстей, стоящее в ряду с такими понятиями, как
возбуждение, кульминация, разрядка, в любом случае, не то, что Стагирит
рекомендует своим последователям. Вместе с тем, это, по-видимому, неизбежное
зло, необходимое для восприятия музыкального, драматического и поэтического
искусств, а, может быть, и существования самих этих искусств.
Сосуществование в эстетике Аристотеля теории о частях прекрасного с
теорией катарсиса невольно наводит на мысль о неизбежном сочетании
классического и романтического начал в любой эстетике и в любом искусстве.
Но если романтизм естественно сопоставить, соединить с катарсисом, объявив
проблему более или менее исчерпанной, а Аристотеля ? началом и концом,
альфой и омегой эстетики, то как быть со вторым, классическим началом,
которое вообще имеет склонно считать себя первым и единственным? Неужели нам
предстоит удовольствоваться разложением трагедии на шесть частей, характеров
? на четыре, классификацией видов трагедии, теорией узнавания как
драматического метода и тому подобным? Это могло бы удовлетворить Буало, но
не нас, переживших великую научную революцию и многократную смену
эстетических мод. Если бы учение Аристотеля оказалось неактуальным для
нынешней дискуссии о природе красоты, о красоте природы, о сути
эстетического эффекта, если бы в век компьютерного сочинительства не нашлось

Предыдущая Следующая